Предполагаю, что все началось с этого (у меня) -

- Каждый из этих ящиков содержит электронное устройство, наделенное

сознанием. Как наш мозг. Строительный материал иной, но принцип тот же. На

этом сходство кончается. Ибо наши мозги - обратите внимание! - подключены,

так сказать, к внешнему миру через посредство органов чувств: глаз, ушей,

носа, чувствительных окончаний кожи и так далее. У этих же, здесь, -

вытянутым пальцем он показывал на ящики, - внешний мир там, внутри них...

- Как же это возможно? - спросил я, начиная кое о чем догадываться.

Догадка была смутной, но вызывала дрожь.

- Очень просто. Откуда мы знаем, что у нас именно такое, а не иное

тело, именно такое лицо? Что мы стоим, что держим в руках книгу, что цветы

пахнут? Вы ответите, что определенные импульсы воздействуют на наши органы

чувств и по нервам бегут в наш мозг соответствующие сигналы. А теперь

вообразите, Тихий, что я смогу воздействовать на ваш обонятельный нерв

точно так же, как это делает душистая гвоздика, - что вы будете ощущать?

- Запах гвоздики, разумеется, - отвечал я.

Профессор, крякнул, словно радуясь, что я достаточно понятлив, и

продолжал:

- А если я сделаю то же самое со всеми вашими нервами, то вы будете

ощущать не внешний мир, а то, что я по этим нервам протелеграфирую в ваш

мозг... Понятно?

- Понятно.

- Ну так вот. Эти ящики имеют рецепторы-органы, действующие

аналогично нашему зрению, обонянию, слуху, осязанию и так далее. Но

проволочки, идущие от этих рецепторов, подключены не к внешнему миру, как

наши нервы, а к тому барабану в углу. Вы не замечали его, а?

- Нет, - сказал я.

Действительно барабан этот диаметром примерно в три метра стоял в

глубине зала, вертикально, словно мельничный жернов, и через некоторое

время я заметил, что он чрезвычайно медленно вращается.

- Это их судьба, - спокойно произнес профессор Коркоран. - Их судьба,

их мир, их бытие - все, что они могут достигнуть и познать. Там находятся

специальные ленты с записанными на них электрическими импульсами; они

соответствуют тем ста или двумстам миллиардам явлений, с какими может

столкнуться человек в наиболее богатой впечатлениями жизни. Если бы вы

подняли крышку барабана, то увидели бы только блестящие ленты, покрытые

белыми зигзагами, словно натеками плесени на целлулоиде, но это, Тихий,

знойные ночи юга и рокот волн, это тела зверей и грохот пальбы, это

похороны и пьянки, вкус яблок и груш, снежные метели, вечера, проведенные

в семейном кругу у пылающего камина, и крики на палубе тонущего корабля, и

горные вершины, и кладбища, и бредовые галлюцинации, - Ийон Тихий, там

весь мир!

Я молчал, а Коркоран, сжав мое плечо железной хваткой, говорил:

- Эти ящики, Тихий, подключены к искусственному миру. Этому, - он

показал на первый ящик с края, - кажется, что он - семнадцатилетняя

девушка, зеленоглазая, с рыжими волосами, с телом, достойном Венеры. Она

дочь государственного деятеля... Влюблена в юношу, которого почти каждый

день видит в окно... Который будет ее проклятием. Этот, второй, - некий

ученый. Он уже близок к построению общей теории тяготения, действительной

для его мира - мира, границами которого служит металлический корпус

барабана, и готовится к борьбе за свою правду в одиночестве, углубленном

грозящей ему слепотой, ибо вскоре он ослепнет, Тихий... А там, выше,

находится член духовной коллегии, и он переживает самые трудные дни своей

жизни, ибо утратил веру в существование бессмертной души; рядом, за

перегородкой, стоит... Но я не могу рассказать вам о жизни всех существ,

которых я создал...

- Можно прервать вас? - спросил я. - Мне хотелось бы знать...

- Нет! Нельзя! - крикнул Коркоран. - Никому нельзя! Сейчас я говорю,

Тихий! Вы еще ничего не понимаете. Вы думаете, наверно, что там, в этом

барабане, различные сигналы записаны, как на граммофонной пластинке, что

события усложнены, как мелодия со всеми тонами и только ждут, как музыка

на пластинке, чтобы ее оживила игла, что эти ящики воспроизводят по

очереди комплексы переживаний, уже заранее до конца установленных.

Неправда! Неправда! - кричал он пронзительно, и под жестяным сводом

грохотало эхо. - Содержимое барабана для них то же, что для вас мир, в

котором вы живете! Ведь вам же не приходит в голову, когда вы едите,

спите, встаете, путешествуете, навещаете старых безумцев, что все это -

граммофонная пластинка, прикосновение к которой вы называете

действительностью!

- Но... - отозвался я.

- Молчать! - прикрикнул он на меня. - Не мешать! Говорю я!

Я подумал, что те, кто называл Коркорана хамом, имеют немало

оснований, но мне приходилось слушать, ибо то, что он говорил,

действительно было необычайно. Он кричал:

- Судьба моих железных ящиков не предопределена с начала до конца,

поскольку события записаны там, в барабане, на рядах параллельных лент, и

лишь действующий по правилам слепого случая селектор решает, из какой

серии записей приемник чувственных впечатлений того или иного ящика будет

черпать информацию в следующую минуту. Разумеется, все это не так просто,

как я рассказываю, потому что ящики сами могут в определенной степени

влиять на движения приемника информации и полностью случайный выбор будет

лишь тогда, когда эти созданные мною существа ведут себя пассивно... Ведь

у них же есть свобода воли и ограничивает ее только то же, что и нас.

Структура личности, которой они обладают, страсти, врожденные недостатки,

окружающая обстановка, уровень умственного развития - я не могу входить во

все детали...

- Если даже и так, - быстро вмешался я, - то как же они не знают, что

являются железными ящиками, а не рыжей девушкой или свяще...

Только это я и успел сказать, прежде, чем он прервал меня:

- Не стройте из себя осла, Тихий. Вы состоите из атомов, да? Вы

ощущаете эти атомы?

- Нет.

- Из атомов этих состоят белковые молекулы. Ощущаете вы эти свои

белки?

- Нет.

- Ежесекундно днем и ночью вас пронизывают потоки космических лучей.

Ощущаете вы это?

- Нет.

- Так как же мои ящики могут узнать, что они - ящики, осел вы

этакий?! Как для вас этот мир является подлинным и единственным, так же

точно и для них подлинны и единственно реальны сигналы, которые поступают

в их электронные мозги с моего барабана... В этом барабане заключен их

мир, Тихий, а их тела - в нашем с вами мире они существуют лють как

определенные, относительно постоянные сочетания отверстий на

перфорированных лентах - находятся внутри самих ящиков, помещены в

центре... Крайний с этой вот стороны считает себя женщиной необычайной

красоты. Я могу вам подробно рассказать, что она видит, когда, обнаженная,

любуется собой в зеркале. Как она любит драгоценные камни. Какими уловками

пользуется, чтобы завоевать мужчин. Я все это знаю, потому что сам, с

помощью своего судьбографа, создал ее, для нас воображаемый, но для нее

реальный образ, с лицом, с зубами, с запахом пота и со шрамом от удара

стилетом под лопаткой, с волосами и орхидеями, которые она в них втыкает,

- такой же реальный, как реальны для вас ваши ноги, руки, живот, шея и

голова! Надеюсь, вы не сомневаетесь в своем существовании?..

- Нет, - ответил я тихо.

Никто никогда не кричал на меня так, и, может, меня бы это забавляло,

но я был уж слишком потрясен словами профессора - я ему верил, ибо не

видел причин для недоверия, чтобы в этот момент обращать внимание на его

манеры...

- Тихий, - немного спокойней продолжал профессор, - я сказал, что

среди прочих есть у меня тут и ученый; вот этот ящик, прямо перед вами. Он

изучает свой мир, однако никогда, понимаете, никогда он даже не

догадается, что его мир не реален, что он тратит время и силы на изучение

того, что является серией катушек с кинопленкой, а его руки, ноги, глаза,

его собственные слепнущие глаза - это лишь иллюзия, вызванная в его

электронном мозге разрядами соответственно подобранным импульсам. Чтобы

разгадать эту тайну, он должен был бы покинуть свой железный ящик, то есть

самого себя, и перестать мыслить при помощи своего мозга, что так же

невозможно, как невозможно для вас убедиться в существовании этого

холодного ящика иначе, нежели с помощью зрения и осязания.

- Но благодаря физике я знаю, что мое тело построено из атомов, -

бросил я.

Коркоран категорическим жестом поднял руку.

- Он тоже об этом знает, Тихий. У него есть своя лаборатория, а в ней

всякие приборы, которые возможны в его мире. Он видит в телескоп звезды,

изучает их движение и одновременно чувствует холодное прикосновение

окуляра к лицу - нет, не сейчас. Сейчас, согласно со своим образом жизни,

он один в саду, который окружает его лабораторию, и прогуливается под

лучами солнца - в его мире сейчас как раз восход.

- А где другие люди - те, среди которых он живет? - спросил я.

- Другие люди? Разумеется, каждый из этих ящиков, из этих существ

живет среди людей. Они находятся в барабане... Я вижу, вы еще не в

состоянии понять! Может, вам пояснит это аналогия, хоть и отдаленная. Вы

встречаете разных людей в своих снах - иногда таких, которых никогда не

видели и не знали, - и ведете с ними во сне разговоры, так?

- Так...

- Этих людей создает ваш мозг. Но во сне вы этого не сознаете. Прошу

учесть - это лишь пример. С ними, - он повел рукой, - дело обстоит иначе:

они не сами создают близких и чужих им людей - те находятся в барабане,

целыми толпами, и если б, скажем, моему ученому вдруг захотелось выйти из

своего сада и заговорить с первым встречным, то, подняв крышку барабана,

вы увидели бы, как это происходит: приемник его ощущений под влиянием

импульса слегка отклонится от своего прежнего пути, перейдет на другую

ленту, начнет получать то, что записано на ней; я говорю "приемник", но, в

сущности, это сотни микроскопических приемников; как вы воспринимаете мир

зрением, обонянием, осязанием, точно так же и он познает свой "мир" с

помощью различных органов чувств, отдельных каналов, и только его

электронный мозг сливает все эти впечатления в одно целое. Но это

технические подробности, Тихий, и они мало существенны. Могу вас заверить,

что с момента, когда механизм приведен в движение, все остальное было

вопросом терпеливости, не больше. Почитайте труды философов, Тихий, и вы

убедитесь в правоте их слов о том, как мало можно полагаться на наши

чувственные восприятия, как они неопределенны, обманчивы, ошибочны, но у

нас ничего нет, кроме них; точно так же, - он говорил, подняв руку, - и у

них. Но как нам, так и им это не мешает любить, желать, ненавидеть, они

могут прикасаться к другим людям, чтобы целовать их или убивать... И так

эти мои творения в своей вечной железной неподвижности предаются страстям

и желаниям, изменяют, тоскуют, мечтают...

(Станислав Лем. Из воспоминаний Ийона Тихого: I [ Странные ящики профессора Конкорана] ("Ийон Тихий").)

• Бесплатная тема для фото или видео блога